Этап 1. Ночная тревога
— Антонина Павловна, вот, положите под язык, — я протянула ей лекарство.
Свекровь приоткрыла один глаз, оценивающе посмотрела на таблетку и с мученическим вздохом прошептала:
— Если уж не поможет… похороните меня рядом с отцом Сашеньки… ой, то есть Серёжи…
Она даже в предсмертной агонии умудрилась перепутать имя собственного сына, но я списала это на боль и страх.
Сергей побелел:
— Мам, прекрати! Живи давай, а не… это.
Она величественно закрыла глаза и театрально положила таблетку под язык, чуть не откусив себе палец.
Мы сидели рядом, слушая её стоны и всхлипы. Время тянулось бесконечно. В голове крутилось только одно: «Только бы доехали… только бы не случилось самое страшное до приезда врачей».
Наконец снизу послышался вой сирены. Я выбежала в подъезд, открыла дверь и повела врачей вверх по лестнице.
В квартиру ворвались двое — невысокая крепкая фельдшер женщина и высокий худой врач с мятым портфелем.
— Где больная? — деловито спросил врач.
— Там… в комнате, — показала я дорогу.
Этап 2. Диагноз без эмоций
Антонина Павловна при виде врачей усилила страдания: начала громко стонать и хвататься за сердце обеими руками.
— Ох, деточки, не успели… всё, ухожу… — выдала она, косо глядя на нас с Сергеем.
Врач даже бровью не повёл. Молча достал тонометр, измерил давление, попросил фельдшера подключить кардиограф.
— Не шевелитесь, — строго сказал он свекрови. — Дышите ровно.
Она тут же сделала вид, что дышать не может, хрипя и запрокидывая голову.
Фельдшер спокойно, почти ласково наклонилась к ней:
— Антонина Павловна, если сейчас не перестанете так «задыхаться», плёнку придётся повторять ещё раз. А это лишние проколы кожи иголочками, понимаете?
Свекровь удивительным образом тут же нашла в себе силы дышать ровно и глубоко.
Через пару минут кардиограф запищал, выдал бумажную ленту. Врач просмотрел её, хмыкнул, потом повторно измерил давление.
— Так… Давление 130 на 80. Пульс ровный, ритм правильный. Лёгкие чистые, — он повернулся к нам. — Жалобы на боль в груди, говорите?
— Да, — поспешил подтвердить Сергей. — Она так стонала, что мы…
Но доктор уже снова повернулся к свекрови:
— Антонина Павловна, покажите, где болит.
Она задумалась, как будто выбирая место.
— Тут… или тут… и вообще всё тело ломит, — наконец определилась она, водя рукой то по груди, то по животу.
Врач выпрямился, посмотрел на неё поверх очков и невозмутимо произнёс:
— Знаете, что скажу? Она абсолютно здорова. Просто хорошая актриса.
В комнате повисла тишина.
Сергей даже рот приоткрыл.
— Как это «здоровa»? — не выдержала я. — А эти стоны, боль, рука немеет…
— Рука у неё немеет только тогда, когда вы смотрите, — спокойно заметил доктор. — Все объективные показатели в норме. Никакого инфаркта, стенокардии, даже банальной аритмии нет.
Он повернулся к свекрови:
— Антонина Павловна, вы когда последний раз у кардиолога были?
— Ой, да что вы… да я… — она заметно растерялась. — У меня медкарта есть. Всё там написано.
— Уверен, — кивнул врач. — Там, скорее всего, написано: «здоровое сердце, невротические реакции». В переводе на человеческий язык — вы тревожитесь, расстраиваетесь, любите привлекать внимание, а сердце при этом работает, как швейцарские часы.
Свекровь возмущённо подалась вперёд:
— Я, между прочим, чуть не умерла!
— Если бы вы были на грани смерти, вы бы не спорили со мной таким бодрым голосом, — сухо ответил он. — Вам нужен не кардиолог, а хороший психотерапевт. Или хотя бы немного уважения к нервной системе окружающих.
Я неожиданно фыркнула. Пришлось прикрыть рот ладонью, изображая кашель.
Этап 3. Завеса падает
Сергей был в шоке. Он то смотрел на маму, то на врача.
— То есть… — неуверенно начал он, — всё это она… придумала?
— Не совсем, — терпеливо пояснил доктор. — Боль она могла и правда почувствовать. На нервной почве. Но вместо того, чтобы принять таблетку валерианы и успокоиться, вызывать неотложку надо только после приступа. А у вас — целый спектакль: «умираю, хороните».
Он повернулся ко мне:
— Для вас, Наталья?
— Да… — выдохнула я. — Я была уверена, что инфаркт.
— Сердце у неё лучше, чем у половины моих пациентов сорока лет, — усмехнулся доктор. — Но вот привычка манипулировать — это да, диагноз посерьёзнее.
Свекровь всполошилась:
— Да как вы смеете! Я всю жизнь…
— …жили ради сына, он у вас один, и вы очень боитесь остаться без внимания, — спокойно закончил врач. — Я таких «пациенток» каждый дежурный день вижу.
Он заполнил бумаги, протянул мне.
— Подпишите, что от госпитализации отказались. Госпитализировать тут, откровенно говоря, некого.
Я расписалась.
— Но раз уж вызвали, дам рекомендацию, — врач посмотрел на свекровь. — Меньше смотреть телевизор, особенно передачи про болезни. Больше гулять, пить воду и перестать марать людей ложной тревогой. Когда реальный инфаркт случится, рядом никого не окажется — соседи подумают, что опять репетиция.
Фельдшер с трудом сдерживала улыбку. Проводив их до дверей, я почувствовала, как валится с плеч тяжесть — не только сегодняшней ночи, но и всех трёх лет, что свекровь жила с нами.
Этап 4. Отрицание и контратака
Как только за врачами закрылась дверь, Антонина Павловна подскочила на кровати так бодро, как будто только что выиграла марафон.
— Вы это слышали?! — прокричала она. — Нахал! Невоспитанный хам! Я жаловаться буду!
Сергей опустился на стул, потер лицо руками.
— Мам, но показатели же… нормальные, — неуверенно сказал он. — Может, правда… нервы?
— Нервы?! — она перевела стрелки на меня. — Да это всё она меня до нервов довела! Вот пусть и отвечает!
Я стояла в дверях, прислонившись к косяку.
— Антонина Павловна, — сказала я спокойно, — я вас ни к чему не принуждала. Вы сами попросили скорую.
— А ты, небось, рада! — свекровь презрительно фыркнула. — Хотела, чтобы меня в больницу увезли, а тут доктор нашёлся умный!
Она вскочила, поправила ночную рубашку и уже совсем другим голосом, крепким и уверенным, объявила:
— Всё! Уходите. Мне нужно отдохнуть после пережитого стресса.
Сергей, всё ещё растерянный, двинулся к двери. Я последовала за ним.
В нашей комнате он тяжело рухнул на кровать.
— Наташ, как-то странно всё это… — начал он.
— Не странно, а закономерно, — отрезала я, снимая халат. — Она так делает всегда, просто сейчас это увидел кто-то кроме нас.
— Да ну, — возразил он автоматически. — Мамка… ну да, любит драму, но чтоб настолько…
Я присела рядом.
— Вспомни, как она «лежала пластом» каждый раз, когда мы хотели уехать в отпуск, — тихо напомнила я. — Как у неё «скакало давление», когда ты задерживался у друзей или приходил позже работы. Как «скорая» приезжала в тот день, когда мы собирались на новогоднюю ночь к моим родителям.
Он задумался. Лицо медленно менялось.
— Ты думаешь, она… нарочно?
— Я думаю, она привыкла, что её любая жалоба — это рычаг управления. Сегодня этот рычаг попал в чужие руки, и его назвали по имени.
Сергей вздохнул и впервые за долгое время не стал защищать мать.
— И что теперь? — спросил он. — Вызвали — вызвали. Врачи уехали, мама в своём репертуаре.
— Теперь, — сказала я, — давай решать, как мы будем жить дальше. Потому что я больше не готова срываться среди ночи и вызывать скорую по первому её «ой, умираю».
Этап 5. Новые правила игры
Утром свекровь, как ни в чём не бывало, вышла на кухню бодрая, с идеально уложенными волосами.
— Спала плохо, — вздохнула она, наливая себе чай. — Всё сердце ноет после ночи…
Я поставила перед ней тарелку с кашей.
— Вот, овсянка на воде. Врач сказал — меньше жареного и солёного, больше здоровой еды.
Она недовольно скривилась.
— Я всю жизнь жареную картошечку ела. И ничего.
— Теперь будете жить по-другому, — вмешался Сергей. Голос у него был непривычно твёрдым. — Мам, мы с Наташей решили: каждый серьёзный приступ — только через скорую. И если врачи ещё раз скажут, что всё в норме, я запишу тебя к психотерапевту.
Она уставилась на сына так, будто он объявил о своей добровольной высылке на Марс.
— Ты на чьей стороне? — прошипела она. — На своей и женино́й, да?
— На стороне здравого смысла, — ответил он. — Я не хочу больше жить в постоянном ожидании твоей смерти, которая каждый раз откладывается до очередного семейного мероприятия.
Я молча пила чай, удивляясь собственным ощущениям. Как будто в нашей квартире чуть приоткрыли окно, и медленно, осторожно начал заходить свежий воздух.
В течение недели свекровь ходила по дому с видом глубоко оскорблённой мученицы. То театрально вздыхала, то рассказывала по телефону подругам, какой хам попался ей врач.
Но что удивительно — больше ни разу не хваталась за сердце так, чтобы мы бежали за лекарствами. Могла пожаловаться на «тяжесть в груди», но вместо скорой получала от меня:
— Выпейте воды, сделайте пару глубоких вдохов. Если не пройдет — едем в поликлинику.
Такой вариант её явно не устраивал: спектакль нужна зала, а не полупустой коридор терапевтического отделения.
Этап 6. Обратная сторона внимания
Постепенно мы с Сергеем начали замечать: стоит уделить Антонине Павловне человеческое внимание — просто посидеть с ней, обсудить новости, показать фотографии внуков друзей — она перестаёт жаловаться на здоровье.
— Может, ей правда просто одиноко? — как-то вечером сказал Сергей, когда мы убирали со стола.
— Конечно, одиноко, — ответила я. — Только она привыкла получать внимание через страх и чувство вины. Так легче всего управлять взрослыми детьми.
Мы решили попробовать по-другому.
Я стала по вечерам звать её пить чай на кухне, обсуждали сериалы, вспоминали рецепты. Сергей, возвращаясь с работы, обязательно заходил к ней в комнату, интересовался делами.
И — чудо — количество «приступов» резко сократилось. Было понятно: когда человек получает своё — пусть даже в виде обычных разговоров, — необходимость устраивать трагедии уменьшается.
Конечно, иногда она всё равно вспоминала о «сердце», особенно если ей не нравились наши планы. Но теперь у нас был козырь:
— Мам, если плохо — вызываем скорую, — спокойно говорил Сергей. — Ты же помнишь, доктор сказал, что нельзя игнорировать симптомы.
И как только звучало слово «скорая», Антонина Павловна обычно вспоминала, что «уже отпустило».
Эпилог. Финал спектакля
Прошло несколько месяцев. Жара сменилась осенними дождями. Наш быт мало-помалу вошёл в новое русло.
Свекровь по-прежнему жила с нами, но театральных ночных постановок больше не устраивала. Иногда вся эта история казалась мне дурным сном — если бы не протокол вызова «скорой», аккуратно лежащий в ящике стола, и фраза врача, навсегда отпечатавшаяся в памяти:
«Она абсолютно здорова, просто хорошая актриса».
Иногда я думала: а что, если бы той ночью приехал другой доктор, мягкий и впечатлительный? Возможно, нас бы действительно увезли в кардиологию, назначили кучу обследований, таблеток, надели на свекровь ярлык «тяжело больная». И спектакль продолжался бы годами.
Вместо этого одна жесткая, но честная фраза стала для нас точкой перелома.
Мы с Сергеем научились отличать реальные проблемы от манипуляций, говорить «нет» там, где раньше молча терпели. А Антонина Павловна — как ни странно — стала спокойнее. Перестала жить в постоянной роли страдалицы и немного вспомнила, что она не только «больная мать», но и просто женщина, у которой есть свои интересы, подруги, телевизионные сериалы и даже вязание.
Когда зимой мы в первый раз за много лет уехали вдвоём на неделю в отпуск, я с волнением набирала её номер из аэропорта.
— Мам, как вы там? Всё в порядке?
— В полном, — бодро ответила она. — Не переживайте. Я уже таблетки по расписанию выпила, сериал смотрю. Отдыхайте и мне открытку привезите.
Я улыбнулась, положила трубку и впервые за долгое время почувствовала, что наш дом — это не сцена вечной мелодрамы, а место, где можно жить. Настоящей, а не разыгранной жизнью.
