Этап 1. Чемодан у двери и объявление войны
— Света? — Наталья усмехнулась так, что у Виктора дёрнулся глаз. — Отлично. Будет свидетелем финала.
Он поёжился.
— Наташа, ну не начинай, — устало сказал он. — Я ей уже пообещал…
— Ты здесь больше ничего обещать не будешь, — перебила она. — Можно уже выключить режим «добрый дядя общежития».
Светлана как по заказу появилась в коридоре. Всё в той же растянутой футболке, в которой вчера сидела на диване.
— А что случилось? — в голосе — смесь любопытства и лёгкого раздражения. — Я как раз суп поставила…
— Суп оставь себе, — спокойно сказала Наталья. — И заодно запомни: с сегодняшнего дня я не обслуживающий персонал. Ни для тебя, ни для твоей мамы, ни для Лены, ни для её ребёнка.
Света фыркнула:
— Ой, началось…
Виктор поморщился:
— Наташ, давай не при Свете, а?
— Наоборот, как раз при Свете, — отрезала она. — Пусть всё услышит. Ей это особенно важно.
Она прошла на кухню, не раздеваясь, поставила сумку на стул, открыла верхний шкафчик, вынула прозрачную папку. Чеки, квитанции, распечатки из банка тяжёлой стопкой легли на стол.
— Это что? — насторожился Виктор.
— Твоё будущее, Витя, — сказала Наталья. — И их тоже.
Она села, аккуратно разложила бумаги перед собой. За её спиной в дверном проёме сгрудились все: Света, Виктор, Антонина Павловна уже подкралась, притворяясь, что «случайно проходила мимо».
— Значит так, — Наталья подняла голову. — Раз уж ты решил объявить мне, кто остаётся жить в моём доме, я, как законная хозяйка и единственный платильщик, объявляю свои правила.
— Наташа, квартира общая, — попыталась возразить Антонина Павловна. — Ты что такое говоришь…
— Квартира — моя, — жёстко сказала Наталья. — Куплена до брака. Твой сыночек сюда переехал уже готовенькое. Ты сама мне тогда говорила: «Вот повезло Виктору, такую невесту нашёл, не в ипотеку влезать». Забыла?
Свекровь на секунду растерялась, но быстро оправилась:
— Не надо передёргивать. Ты тогда сама радовалась, что мы к вам поближе поживём…
— Полгода, — напомнила Наталья. — «Пока Антон на съёмной, а Лена в разводе». Это было семь лет назад.
Она отложила один чек, второй, третий:
— Здесь — все коммунальные за семь лет. Здесь — продукты. Здесь — лекарства, интернет, садик Ванечки, кофе твоего сына, сигареты Лены. Всё — с моей карты.
Она не повышала голос. Но в кухне стало так тихо, что слышно было, как часы на стене отстукивают секунды.
— Наташ, ну мы же семья… — начал Виктор привычным тоном.
Она поднялась. И тут из неё словно вырвалось всё, что копилось годами.
— Семья? — сорвался голос. — Семья — это когда взрослые люди не сидят на шее у одного человека годами!
Она ударила ладонью по стопке чеков так, что несколько штук разлетелись по столу.
— Я ПЛАТИЛА за всё! — кричала Наталья. — А вы ели, спали и ещё имели наглость жаловаться! Теперь расплачивайтесь — ЗА СВОЮ НАГЛОСТЬ!
Кухня вздрогнула. В коридоре залаяла собака, в детской кто-то шмыгнул — Ленина «временная» дочь включила мультики громче.
— Ты чего орёшь? — Светлана попыталась перейти в нападение. — Никто тебя за язык не тянул! Сама разрешала, сама покупала, сама…
— Сама, — кивнула Наталья. — Потому что верила, что временно. Потому что надеялась, что вы люди. А оказалось — привыкшие жить за чужой счёт потребители.
Она развернула к ним экран телефона:
— С сегодняшнего дня все банковские автоплатежи с моей карты отключены. Карты, которыми вы «иногда расплачивались, а я потом положу», заблокированы.
Она посмотрела прямо Свете в глаза:
— Ты хотела остаться? Пожалуйста. Но теперь ты живёшь не у «доброй Наташи», а у владелицы квартиры, которая будет брать за каждую неделю деньги. Как и любые хозяева съёмного жилья.
— В смысле — деньги? — не поняла Светлана. — Мы что, тебе должны?
— За семь лет — да. Очень много, — спокойно сказала Наталья. — Но я добрая, спишем. Буду брать только с завтрашнего дня.
Она достала листок и ручку:
— Комната, в которой ты спишь, — 12 квадратов. В нашем районе аренда — примерно тысяча за метр. Но ты же «родня», поэтому пусть будет двадцать тысяч в месяц. Плюс четверть коммунальных. Это ещё около пяти. Значит, двадцать пять каждый месяц. Первый платеж — завтра.
— Да ты… — у Светы задрожали губы, — ты с ума сошла!
— Возможно, — вздохнула Наталья. — Знаешь, от постоянного стука клавиш по ночам, от висящего вечно в коридоре курток, от «Наташ, купи то, купи это», от тарелок в раковине и пустого холодильника любой может поехать головой.
Она посмотрела на Виктора:
— Ты если хочешь, можешь за неё платить. Мы пока ещё юридически женаты. Но недолго.
— Какие ещё деньги, Наташа? — встряла Антонина Павловна. — Это же Светка, родная кровь!
— Тогда забирай свою «кровь» к себе, — мягко предложила Наталья. — И корми её пенсией, если считаешь, что это нормально. Я — нет.
Этап 2. Развод — не только в паспорте
— Наташа… — Виктор попытался взять её за руку, но она отдёрнула.
— Документы в МФЦ я уже подала, — сказала она. — Через месяц мы официально свободные люди. А пока давай разделим остальное.
— Какое ещё «остальное»? — он заморгал.
— Обязанности, — ответила Наталья. — Я свои выполняла долгие годы — деньги, дом, быт. Ты свои провалил. Сейчас будет по-другому.
Она чётко расставила пальцы:
— Первое. Продукты в этот дом я больше не покупаю на всех. Хочешь есть — идёшь в магазин и покупаешь. Себе. Всё, что будет лежать в холодильнике, подписано моим именем или моей дочери — не трогать.
Светлана ошарашенно открыла рот:
— В смысле — подпишешь? Мы что, теперь как в общаге будем, по полочкам?
— Именно, — кивнула Наталья. — Добро пожаловать во взрослую жизнь.
— Второе, — продолжила она, не обращая внимания на их лица, — уборка. Я ухаживать за вами не нанималась. График — на двери. Каждому — зона ответственности. Хотите оставаться — будете мыть, стирать, убирать сами. Или за деньги, как уборщица. Только это будете оплачивать вы. Не я.
Антонина Павловна фыркнула:
— Да я, между прочим, сегодня плов варила!
— И всю кухню в жире оставила, — напомнила Наталья. — В следующий раз за каждый «плов» буду выставлять счёт за химчистку плиты.
Она выдохнула, опираясь руками о стол.
— И третье. Все «временно поживу» заканчиваются через две недели. Это окончательно. Две недели — ваш срок. За это время можете искать съём, машинально набивать чемоданы, звонить друзьям. Но через четырнадцать дней ключи кладёте на стол и уходите.
— А если нет? — тихо спросила Света.
— Тогда я подаю заявление в суд о выселении не членов семьи, — Наталья пожала плечами. — И поверь, я доведу до конца. У меня, в отличие от некоторых, хватает сил и на работу, и на суды.
Виктор нервно сглотнул:
— Наташ, но они же никуда не уйдут… Им ж деваться некуда…
— Деваться некуда? — она посмотрела на него долгим взглядом. — Очень интересно. А когда я по двум работам вкалывала, чтоб вы все тут свет не отключили и газ не перекрыли, мне было куда деваться?
Он опустил голову.
— Я устала, Витя. — Голос Натальи стал хриплым. — Устала тащить на себе взрослых людей, которые считают, что им все должны. Я себя дома не чувствую, понимаешь? Я, хозяйка квартиры, ходила на кухню как гость.
Она вдруг устало улыбнулась:
— Мне сорок пять. Я не хочу состариться среди людей, которые даже за собой тарелку в раковину не могут поставить.
Виктор сел, как будто ноги перестали держать.
— То есть… это всё серьёзно? — прошептал он.
— Весь этот цирк, — она обвела рукой старые кастрюли, чужие кружки, пепельницу, набитую окурками, — длится много лет. Серьёзнее уже некуда.
Света, пытаясь спасти лицо, вскинулась:
— Ты ещё пожалеешь! Как ты без нас жить будешь? Одна? С псом своим и старостью?
Наталья усмехнулась:
— Знаешь, перспектива жить в чистой квартире, где никто не орёт с утра «а кетчуп где?», выглядит не так уж и страшно.
Антонина Павловна дёрнула подбородком:
— Виктор, скажи ей хоть ты! Это же твой дом тоже!
Он посмотрел на мать долгим мутным взглядом.
— Мам, — выдохнул он. — Квартира не моя. Ты сама знаешь.
И впервые за многие годы он встал не рядом с ними, а просто в стороне. Не с Натальей — но и не с ними.
И это тоже было началом конца.
Этап 3. Когда бесплатный стол закрывается
Первый день «после указа» прошёл под глухим ворчанием.
Светлана демонстративно хлопала дверцами, «забывала» выносить мусор, специально разбрасывала по столу крошки. Антонина Павловна ходила по квартире, тяжело вздыхая и громко разговаривая по телефону с Леной:
— Представляешь, она считает, что мы у неё живём! А мы, значит, никто…
Наталья слушала, как раньше слушала шум телевизора: фоном. Она пришла с работы, спокойно достала из сумки продукты, аккуратно положила на верхнюю полку холодильника и подписала стикерами: «Наталья», «Ира», отдельно — «собака» на пакете с кормом.
Света открыла холодильник, уставившись.
— Это что за цирк?
— Это порядок, — ответила Наталья. — Ешь своё.
— А если у меня нечего?
— Значит, идёшь в магазин. Там чудесным образом появляются продукты в обмен на деньги.
Света надулось:
— Ты стала злой.
— Я стала трезвой, — поправила Наталья. — Разница большая.
На третий день Света впервые действительно пошла в магазин. Вернулась с двумя пачками дешёвой лапши и акцией «три по цене двух» на сосиски.
На четвёртый — пришла к Наталье на кухню:
— Слушай, а как там насчёт съёма? Ты говорила — двадцать пять тысяч. У нас таких нет.
Наталья облокотилась на стол.
— Свет, ты взрослая тётка, — сказала она. — Работать пробовала?
— Я… — та замялась. — У меня спина… и вообще, сейчас кризис…
— Кризис у всех, — спокойно ответила Наталья. — Мне тоже никто зарплату не за красивые глаза платит. Я бухгалтер, я цифры люблю. Так вот, мои цифры говорят: я больше не могу тянуть ваш коллектив.
Света сложила руки на груди:
— То есть ты серьёзно выгонишь нас на улицу?
— Нет, — Наталья покачала головой. — Я не монстр. Я дала вам две недели. Можете собирать вещи, искать варианты, просить помощи у тех, кто вам ближе.
Она подняла глаза:
— Ты же всегда говорила, что я «не вам родня». Вот сейчас родня вам и пригодится.
Ответом было молчание.
Через неделю Антонина Павловна объявила:
— Мы уезжаем к Лене. Там нам и воздух другой, и ребёнку проще.
Наталья кивнула:
— Хорошо.
Света мяла в руках пакет:
— Наташ, а я… я подумаю ещё. Может, у подруги останусь.
— Думай, — спокойно сказала Наталья. — Только помни: срок — до такого-то числа.
Она приклеила на дверь листок с датой, обведённой красным маркером.
Виктор всё это время ходил по квартире тенью. На работу он так и не устраивался, его «стартапы» и «вот-вот пойдёт» пока существовали только в телефоне.
Однажды вечером он осторожно зашёл на кухню, когда Наталья пила чай.
— Мы могли бы попробовать всё вернуть, — несмело начал он. — Маму уговорю, Свету уберу, Лену…
— Куда? На балкон? — сухо спросила она.
— Наташа, я же понимаю, что перебор…
— Виктор, — она устало посмотрела на него, — ты понимаешь ровно до первого звонка твоей мамы. А потом снова: «ну что я мог сделать, это же семья».
Он опустил глаза.
— Знаешь, что самое страшное? — медленно сказала Наталья. — Даже не то, что они за наш счёт живут. А то, что ты никогда не был на моей стороне.
Она допила чай, встала.
— Я не хочу больше жить в доме, где для тебя я — не семья, а обслуживающий персонал.
Он не нашёлся, что ответить.
Этап 4. Свобода с запахом чистого пола
День «Х» наступил, как все важные дни — почти буднично.
Утром Света с шумом собирала пакеты, складывала свои бесконечные вещи: кофточки, косметику, кружки, которые «ей удобнее», чужие полотенца, прихваченные «на время».
Антонина Павловна ворчала:
— Вот увидишь, Витя, она ещё вспоминать будет, как мы у неё жили. Скучно ей станет одной.
Наталья протёрла на кухне стол, сняла со стены листок с красной датой, аккуратно смяла и выбросила.
— Мама, поехали уже, — дернулась Света. — Такси пришло.
В коридоре получилось небольшое столпотворение: пакеты, чемоданы, собака, которой всё это было не по душе.
— Наташенька, — вдруг сказала свекровь, — ты не обижайся, ладно? Мы ж не со зла…
Она говорила привычным тоном «мы сейчас всё замнём», которым много лет отодвигала любые конфликты.
Наталья посмотрела на неё спокойно:
— Я не обижаюсь, Антонина Павловна. Я делаю выводы.
Она открыла дверь:
— Всего вам хорошего. Честно. Просто — отдельно от меня.
Света фыркнула:
— Ты ещё пожалеешь. Никто тебя в старости подтирать не будет.
— На этот случай у меня будет хорошая сиделка, — устало улыбнулась Наталья. — За деньги. В отличие от вас, она будет знать, за что ей платят.
Дверь закрылась. На лестничной площадке ещё слышались шаги, гул лифта, чей-то смех.
А потом наступила тишина.
Не гробовая, а… правильная. Та, в которой слышно, как капает вода в ванной, как щёлкает в выключателе маленькая искорка, как собака тихо сопит у батареи.
Наталья прошла по квартире.
Спальня — её. Только её. Никаких чужих халатов на стуле, никаких чужих духов. Она открыла шкаф — и впервые за много лет увидела свои вещи, не забитые до отказа чужими шмотками.
Кухня — чистая. Одна кружка на столе, одна тарелка в сушилке.
Гостиная — без вечного ковра из игрушек «временно пожившего» ребёнка и без развалившейся на диване Светы с телефоном.
Собака подошла, ткнулась носом в ладонь.
— Ну что, — сказала Наталья, — кажется, мы снова дома.
Вечером позвонила дочь.
— Ну как? — спросила Ира. — Все съехали?
— Как тараканы от дихлофоса, — хмыкнула Наталья. — Только чемоданы побольше.
— Мам, ты молодец, — серьёзно сказала Ира. — Я правда думала, ты ещё лет десять выдержишь.
— Я тоже так думала, — призналась Наталья. — А потом поняла: если сейчас не остановлю, то и в старости буду им борщ носить в комнату.
Они ещё немного поговорили о бытовом, о работе, о подруге, которая «тоже собирается мужа из дома выкидывать вместе с его мамой».
Уже перед тем, как положить трубку, Ира сказала:
— Главное, мам, не жалей. Ты сделала всё, что могла. Дальше — их жизнь.
Наталья вздохнула:
— Жалко только потраченных нервов. Деньги ещё заработать можно.
— Деньги — да, — согласилась дочь. — А нервы ты теперь себе сэкономишь.
Они попрощались.
Ночью Наталья долго лежала в тишине, привыкая к тому, что никто не хлопает дверьми, не шуршит пакетами, не ходит в туалет через её спальню, потому что «коридор заставлен».
Где-то ближе к утру она вдруг поймала себя на мысли: ей не страшно. Ни без мужа, ни без «родни», ни без вечного «мы семья, ты должна».
Страшнее было продолжать жить так, как она жила.
Эпилог. Расплата за наглость и награда за «нет»
Через месяц Наталья забрала из МФЦ документы: штамп о расторжении брака смотрелся в паспорте странно — как решительная точка вместо многолетнего многоточия.
Виктор позвонил пару раз.
Первый — спросить, «можно ли прийти за кое-чем».
— Список вещей — мне в ватсап, — ответила она. — Я сложу в пакеты, передам через Иру. Для визитов дом закрыт.
Второй раз — извиниться.
— Я понимаю, что был неправ, — говорил он. — Если вдруг понадобится помощь…
— Помощь мне уже понадобилась, — спокойно сказала Наталья. — Годы назад. Когда я просила тебя поговорить с мамой, с сёстрами, поддержать меня. Ты тогда выбрал молчать.
Она помолчала и добавила:
— Сейчас мне от тебя ничего не нужно. Честно. Разве что — не приводить ко мне домой больше никого «временно пожить».
Он вздохнул:
— Мам с Светой теперь у Лены. Там свои войны.
— Вот и хорошо, — Наталья пожала плечами. — Пусть уж вы сами между собой разбираетесь. Без меня.
Она положила трубку, ощущая не злость, а странное спокойствие.
Иногда, проходя по магазину мимо больших упаковок макарон, она ловила себя на автоматической мысли: «О, надо взять, дома же пятеро едят». И тут же усмехалась:
— Какие пятеро. Один человек и одна собака.
Она стала покупать меньше, но лучше. Вечерами вместо бесконечного стояния у плиты могла позволить себе книгу, сериал, тишину.
Раз в неделю приходила Ира — они вместе готовили что-нибудь вкусное, устраивали «девичник вдвоём».
— Мам, ты реально изменилась, — удивлялась дочь. — Как будто помолодела.
— Это я просто не старюсь за десятерых, — улыбалась Наталья.
Иногда она вспоминала тот утренний крик на кухне:
«Я ПЛАТИЛА за всё! А вы ели, спали и ещё имели наглость жаловаться! Теперь расплачивайтесь — ЗА СВОЮ НАГЛОСТЬ!»
Раньше ей было бы стыдно за эти слова. Сейчас — нет.
Потому что «расплатой» для них стала необходимость наконец-то начать отвечать за свою жизнь самим. Искать работу, строить быт, думать о коммуналке.
А её наградой стало простое право приходить в свой дом и не чувствовать себя лишней.
Однажды вечером, наливая себе чай в свою кружку на своей кухне, Наталья вдруг поймала себя на мысли:
«Я больше никому ничего не должна. Если помогаю — то потому что хочу, а не потому что из меня выжимают последнее».
Она поставила кружку на стол, посмотрела вокруг — на аккуратные полки, на молчащий в углу пылесос, на сонную собаку у двери.
И тихо сказала самой себе:
— Жить за всё платя — я умею. Теперь пусть каждый платит хотя бы за своё. А я наконец поживу — за себя.
